один единственный

1) числ. un

2) (без других, в одиночестве) seul (adj)

3) (некий, какой-то) un (certain)

4) (никто другой, ничто другое) seul (adj); ne... que ( только)

5) (исключительно, только) ne... que, seulement

6) (тот же самый, одинаковый) même

7) сущ. м. l'un

  Веревка

   1948 – США (80 мин)

     Произв. Warner, Transatlantic Pictures (Алфред Хичкок)

     Реж. АЛФРЕД ХИЧКОК

     Сцен. Артур Лоренц по одноименной пьесе Патрика Хэмилтона, адаптированной Хьюмом Кронином

     Опер. Джозеф Валентайн и Уильям В. Скэлл (Technicolor)

     Муз. Лео Ф. Форбстин

     В ролях Джеймс Стюарт (Руперт Кэделл), Джон Долл (Шоу Брендон), Фарли Грейнджер (Филип), Джоан Чэндлер (Дженет Уокер), сэр Седрик Хардуик (мистер Кентли), Констанс Колльер (миссис Этуотер), Эдит Эвансон (миссис гувернантка Уилсон), Даглас Дик (Кеннет Лоуренс), Дик Хоган (Дэйвид Кентли).

   Летний вечер, квартира в Нью-Йорке. 2 молодых гомосексуалиста Шоу и Филип только что задушили веревкой своего товарища по колледжу Дэйвида. На преступление их толкнула интеллектуальная игра, желание проверить экспериментальным путем теории безнаказанного поступка и интеллектуального превосходства, почерпнутые у Ницше под влиянием их бывшего учителя Руперта Кэделла. «Заводилой» этой игры выступает Шоу, немало гордящийся своим «успехом». Филип скорее напуган совершенным преступлением. Чтобы сделать этот день совершенно незабываемым, Шоу приглашает на коктейль родственников убитого: отца (больная мать остается дома), тетю (недалекую и чванливую старуху) и невесту Дженет. Шоу просит служанку поставить бокалы и подносы с едой на сундук, где спрятан труп. Также он приглашает бывшего жениха Дженет Кеннета, которому советует возобновить отношения с бывшей возлюбленной. Последний приглашенный – профессор Кэделл собственной персоной: единственный, по мнению Шоу, кто способен оценить совершенный поступок и, быть может, догадаться о нем.

   На вечеринке Кэделл, как обычно, самодовольно хвастается своими теоретическими измышлениями об убийстве: по его мнению, это искусство, которое должно быть предоставлено элите вместе с возможностью свободно выбирать жертв из числа людей низшего порядка. Отец Дэйвида не может слушать эти шутки и просит, чтобы ему принесли редкие книги, которые отложил для него Шоу (собственно, они и есть цель его визита). Все удивляются отсутствию Дэйвида. Его отец звонит встревоженной матери и уходит вместе с другими приглашенными, чтобы заявить в полицию об исчезновении сына.

   Кэделл насторожен многочисленными уликами (нарастающий страх Филипа; капкан, который Шоу расставил для бывших любовников Кеннета и Дженет; отказ Шоу открыть сундук; найденная шляпа Дэйвида, которую по ошибке дала ему служанка вместо его собственной); он возвращается в квартиру под надуманным предлогом и заводит разговор о Дэйвиде. Шоу подыгрывает ему и подкрепляет его подозрения. Кэделл описывает, как, по его мнению, произошло убийство (текст этой сцены позаимствован из Подозреваемого, The Suspect). Затем он предъявляет орудие убийства – веревку, которой Шоу воспользовался ради очередной провокации, перевязав книги, унесенные отцом Дэйвида. Филип, измотанный игрой в кошки-мышки, кидается к револьверу, который Шоу несколькими минутами раньше вытащил из кармана. Кэделл пытается вырвать оружие из его рук. Револьвер стреляет, оцарапав Кэделлу руку, но последнему все же удается завладеть оружием. Он открывает сундук. Шоу объясняет, что перед ним – следствие его теорий. Кэделл подавлен и несколько раз стреляет в окно. В комнате слышны возгласы прохожих, напуганных выстрелами. Доносится звук полицейской сирены. 3 мужчины в оцепенении ждут прихода полиции.

   ►  1-й цветной фильм Хичкока, 1-й из 4 его фильмов с Джеймсом Стюартом; 1-й фильм, в котором Хичкок выступает не только как режиссер, но и как сопродюсер. Веревка – не только важная веха в карьере Хичкока, но и один из самых серьезных его фильмов. Он основан на формуле, которая 40 лет будет пленять публику во всем мире: крайний формализм на службе у простейших чувств, универсальных тем, связанных в большинстве своем с моралью. Снять фильм одним планом всегда было мечтой – в большей или меньшей степени признанной и сознательной – немалого количества режиссеров. По сути, эта мечта доводит до крайности одну из 2 принципиальных эстетических позиций, возможных в кинематографе: учитывая неизбежное дробление на части кинематографического произведения, либо акцентировать это дробление и принять его за отправную точку в эстетических поисках, сделав ставку на монтаж и умножение пространств, либо отрицать его и разрабатывать цельное повествование, где множество пространств сливаются в одно, все планы – в один-единственный план.

   Гипнотический кинематограф (Ланг, Преминджер, Сиодмак и др.), достигший расцвета в США в 40-е гг., поднял эту тенденцию до вершин утонченности, развив применение длинного плана. И не удивительно, что Хичкок, воспринимающий каждый фильм как вызов, упражнение в стиле, новый способ ошарашить публику, был в это время охвачен желанием расширить возможности длинного плана до масштабов целого фильма. Хичкок – прагматик, формалист, но не эстет; он берется решить эту задачу поначалу подойдя к ней буквально: один план – это один план; т. е. место действия не изменяется; сохраняется единство времени; нет ни одной заметной глазу склейки (что влечет за собой использование хитроумных уловок и визуальных эффектов, поскольку в силу технических ограничений ни один план не может длиться дольше 10 мин). Таким образом, этот вызов приводит нас к самому замкнутому и клаустрофобичному варианту театра, тогда как в понимании, например, Преминджера мечта о фильме, снятом одним планом, принимает космические масштабы: необходимо пробить стены, чтобы проникнуть во все уголки реальности и запечатлеть ее в едином однородном потоке и в непрерывном пространстве.

   Но вот курьез: в Веревке выбранная позиция и изначальная логика теряются на полпути или, если угодно, уступают место гармоничному компромиссу. Возможно, чистое упражнение в виртуозности быстро утомляет мастера саспенса? Во всяком случае, каждая 2-я смена плана становится совершенно обычной и заметной, следующая за ней происходит на кадре со спиной героя (замаскированное затемнение), а последнее затемнение в виде исключения сделано на крышке сундука. Если средний кинофильм включает в себя от 200 до 600 планов, Веревка состоит лишь из 11 (их хронометраж, соответственно – 1'54", 9'36", 7'51", 7'18", 7'09", 9'57", 7'36", 7'47", 10', 4'36", 5'39"). 10 смен плана происходят следующим образом: 1) смена плана совпадает со сменой места действия (единственный случай в этом фильме: мы переходим с улицы в интерьер здания); 2) через спину Джона Долла; 3) обычно; 4) через спину Дагласа Дика; 5) обычно; 6) через спину Джона Долла; 7) обычно; 8) через спину Джона Долла; 9) обычно; 10) через крышку сундука. Между прочим, этот фильм, отрицающий монтаж, весьма богат на съемки с разных точек и характерен свободой в передвижениях и освоении пространства. В этом он тоже идет наперекор оптической концепции длинного плана в понимании Преминджера, главная цель которой – сделать так, чтобы зритель забыл о существовании камеры. Здесь же присутствие камеры очень ощутимо от начала и до самого конца: она, как и всегда у Хичкока, становится главным героем истории, увлекая за собой покорного и довольного зрителя.

   С наслаждением выстроенное Хичкоком замкнутое пространство, где складные переборки и мебель на колесиках облегчают перемещения камеры, включает в себя самый красивый «задник» в истории кино (макет Нью-Йорка, постепенно погружающегося в ночной мрак) и имеет в итоге лишь одну цель: удивительным образом подчеркнуть напряжение и тревогу, возникающие у зрителя. Ни в каком другом фильме Хичкока, за исключением Психопата, Psycho( где тревога периодически берет верх над ужасом), не была создана столь удушливая атмосфера. Гнусность 2 убийц подчеркивается заурядностью прочих персонажей (отметим, что Хичкок не вложил в их уста ни одного сколько-нибудь примечательного диалога). Даже отец, которого Хичкок выделяет среди окружающей его посредственности, усиливает разлитую по фильму тревогу, поскольку тоже, как и сам мертвец, является жалкой и беспомощной жертвой этого абсурдного кровопролития. Но больше всего вины, по мнению Хичкока, лежит на профессоре, персонаже Джеймса Стюарта. В этом отношении Веревка – фильм в каком-то смысле исключительный по сравнению с остальными картинами мастера: зритель не может себя идентицифировать ни с одним действующим лицом, разве что с мертвецом в сундуке, ждущим (?) разоблачения и осуждения своих убийц. В остальном же Веревка занимает центральное место в системе ценностей Хичкока, потому что укрепляет традиционную, принципиально универсалистскую мораль режиссера и отрицает, считая чудовищным извращением, всякую индивидуальную, элитарную мораль, предоставляющую одному человеку или категории людей отдельное место в обществе. Фильм также подчеркивает ответственность каждого интеллектуала, чьи слова, статьи, теории и парадоксы должны рассматриваться им самим и другими с не меньшей серьезностью, нежели его поступки. Видно, что фильм ничуть не склонен шутить. Это еще одна сторона тайны Хичкока: никто до него не осмеливался быть настолько серьезным, оставаясь при этом в русле развлекательного кино.

adj

1) один, единственный

2) единственный в своём роде

3) единый, общий

4) странный, чудной

1) общ. единственный, неповторимый, общий, один-единственный, чудной, одиночный (Le filtre est réalisé sur une plaquette de 5 x 20 cm, unique o[sub iii] obtenue par assemblage de plusieurs plaquettes plus petites.), одинарный, уникальный, единственный в своём роде, единый, один, странный

2) выч. однозначный

общ. всего один, единственный, только (лишь) один

общ. один-единственный (Pour enregistrer un disque, on peut n'utiliser qu'un seul micro.)

1) один, единственный

2) одинокий

3) сам, один

прост. отколошматить, избить

  Американец в Париже

   1951 - США (113 мин)

     Произв. MGM (Артур Фрид)

     Реж. ВИНСЕНТ МИННЕЛЛИ

     Сцен. Алан Джей Лернер

     Опер. Алфред Гилкс, Джон Олтон в сцене финального балета (Technicolor)

     Муз. Джордж Гершвин

     Хореогр. Джин Келли

     В ролях Джин Келли (Джерри Маллиган), Лесли Кэрон (Лиз Бувье), Оскар Левант (Адам Кук), Жорж Гетари (Анри Борель), Нина Фош (Майло Робертс), Эжен Борден (Жорж Матье), Марта Баматтр (Матильда Матье), Энн Коди (Тереза), Анна К. Нильссон (Кей Дженсен).

   2 американца живут по соседству в съемных парижских квартирах. У Джерри Маллигана, оставшегося во Франции после войны, есть много причин любить Париж, но главное: только этот город способен дарить вдохновение художнику. Джерри, веселый и жизнерадостный по природе, каждое утро выходит на улицы Монмартра и пытается продать свои картины. Адам Кук - пианист. Он не так жизнерадостен, как его друг и сосед, и считает себя неудачником. Он сам себя называет «самым старым на свете вундеркиндом». К Адаму приходит его друг Анри Борель, звезда мюзик-холла, и рассказывает о своей помолвке с юной Лиз. Она - дочь бойцов Сопротивления; Анри укрывал и защищал ее в войну. Анри описывает Лиз Адаму, и в итоге выходит портрет настолько разносторонний и противоречивый, что Адам ничего не понимает. Адам знакомит Анри с Джерри, и 3 друга поют и танцуют в кафе на радость всем посетителям.

   На Монмартре Джерри знакомится с богатой американкой Майло Робертс, которая покупает у него 2 картины и хочет сделать его имя известным. Джерри возвращается домой в роскошном автомобиле Майло, чем приводит в восторг окрестных ребятишек, которых он учит песне на англ. языке «У меня есть ритм». В тот же вечер Майло и Джерри идут в ночной клуб, где Джерри с 1-го взгляда влюбляется в юную незнакомку по имени Лиз и узнает номер ее телефона. Это очень раздражает Майло, и она корит Джерри за дурное воспитание. На следующий день Джерри приходит в парфюмерный магазин, где работает Лиз, настойчиво ухаживает за ней и с боем добивается свидания. Вне себя от счастья, он поет радостную песню «Тра-ля-ля», отплясывая на рояле Адама. С наступлением темноты он прогуливается с Лиз по набережным Сены, и они поют дуэтом «Наша любовь не исчезнет». Лиз убегает, чтобы успеть встретиться с Анри (поскольку она и есть его невеста) на выходе из театра, где только что закончилось его выступление. Она не успела увидеть заключительный номер его программы - «Я построю лестницу в рай». Анри сообщает Лиз, что намерен жениться на ней, а затем уехать в Америку.

   В мансарде Адам мечтает об успехе. В мечтах он дирижирует большим симфоническим оркестром, исполняющим концерт его сочинения. Он же солирует на рояле и аккомпанирует себе на всех инструментах. Он же - и зритель, который в конце бешено аплодирует музыкантам. Майло показывает Джерри новую мастерскую, которую она арендовала для него. Джерри работает не покладая рук, чтобы успеть к выставке, которая должна состояться через 3 месяца. Между тем Адам первый понимает, что его друзья Джерри и Анри влюблены в одну и ту же девушку. Анри даже советует Джерри, когда тот откровенничает перед ним, как можно быстрее признаться в любви той, кого он любит. В тот же вечер на набережной Джерри следует этому совету, и тогда Лиз говорит ему, что они видятся в последний раз, поскольку она выходит замуж за Анри - не по любви, а из признательности.

   Джерри, глубоко потрясенный, спешит к Майло, которая давно его любит, и приглашает ее на бал студентов-художников. Там он вновь видит Лиз и Анри: бедняга по-прежнему ни о чем не догадывается. Это их последняя ночь в Париже. Попрощавшись с девушкой, Джерри остается один и в своем воображении преследует и встречает Лиз в различных кварталах Парижа - таких, какими бы их нарисовали Дюфи (площадь Согласия), Ренуар (цветочный рынок у площади Мадлен), «Таможенник» Руссо (Ботанический сад), Утрилло (улица), Тулуз-Лотрек (иллюстрация его картины «Шоколад танцует в баре Ашилла»), Ван Гог (площадь Оперы). Закончив мечтать, он возвращается в реальный мир - и видит Лиз, бегущую к нему: она рассказала обо всем Анри, и тот отпустил ее к тому кого она любит.

   ► Очередное чудесное творение продюсера Артура Фрида, хронологически расположенное после Встретимся в Сент-Луисе, Meet Me in St. Louis; Пирата, The Pirate, 1948; Увольнения в город, On the Town; Королевской свадьбы, Royal Wedding и до Поем под дождем, Singin' in the Rain; Музыкального фургона, The Band Wagon; Бригадуна, Brigadoon; Всегда хорошая погода, It's Always Fair Weather и др. Все началось с желания Артура Фрида сделать фильм, который бы иллюстрировал сочинения Джорджа Гершвина, взяв за основу название одной мелодии: «Американец в Париже». Эта ситуация похожа на ту, с которой началась история Поем под дождем, основанных на песнях Нэйсьо Херба Брауна и Артура Фрида (только на сей раз материал выше качеством). Возможно поэтому композиция фильма так разнородна; однако его многочисленные составные части в итоге складываются в абсолютно цельный ансамбль, и потому несправедливы те, кто говорит, что без финального балета Американец в Париже был бы «самым обыкновенным» мюзиклом. Сценарий гармонично делится на 3 части: при этом фабула важна не более, чем либретто оперетты или некоторых комических опер. Сначала появляется скорее идеализированная, нежели реалистичная картина Парижа, увиденного словно во сне как идеальное место для творчества, наслаждений, естественной и постоянной радости жизни. Знакомство зрителей с 3 друзьями, прогулки Джерри по Монмартру, песни, которые он поет с детьми или с Адамом, дарят зрителю хорошее настроение - а ведь это требует большой виртуозности и абсолютного контроля над всеми элементами постановки (операторская работа, декорации, хореография, актерская игра). Как говорил Джин Келли, «гораздо легче плакать, стонать и биться в конвульсиях, чем улыбаться и говорить: какой прекрасный день!» Это кредо превосходно отражает 1-я часть фильма, где, конечно же, сильно влияние Келли (впрочем, то же можно сказать и о фильме в целом; о его духе, мыслях, хореографии и даже актерской игре, поскольку Лесли Кэрон утверждала, будто Келли помогал и советовал ей больше, чем Миннелли).

   2-я часть основана на ситуации, которую можно было бы рассмотреть в водевильном ключе, однако тяготеет больше в сторону мелодрамы (неразделенная любовь Майло, разочарование Джерри и расставание с Лиз). Эта часть добавляет новые краски в палитру фильма и, что самое главное, служит подготовкой к удивительному финальному балету (17 мин), более романтичному и серьезному, чем 1-я часть. Этот настоящий музыкальный, хореографический и режиссерский подвиг справедливо считается лучшим балетом в голливудском кино. Он подчеркивает власть воображения над персонажами (и в этом он очень характерен для Миннелли) или, если выразиться точнее, перемещает эту власть в другую тональность, поскольку, как мы уже говорили, очевидно, что 1-я часть уже передавала субъективный и словно приснившийся образ Парижа. Фильм также характерен для Миннелли последовательной сменой изобразительных пространств, куда попадают персонажи; эти пространства отражают их внутренний мир лучше, чем самое блистательное литературное или театральное развитие темы. В 1-й части действие происходит па мансардах и симпатичных парижских улочках; во 2-й - на темных и чуточку грустных набережных; в финальном балете - среди буйства форм и красок.

   Фильм типичен для золотого века голливудского мюзикла тем, как много талантливых людей приняли участие в работе над ним. Случай еще больше усилил этот набор, поскольку Миннелли, перед съемками финального балета успев снять (за 22 дня) Папин маленький навар, Father's Little Dividend, удержал оператора-постановщика фильма Джона Олтона специально, чтобы заняться финальным балетом. И контраст между наивной, радостной, слегка хромированной картинкой Алфреда Гилкса и гораздо более сложной и насыщенной нюансами работой Олтона не только не обедняет фильм, но и придает ему дополнительную гармоничность. Наконец, Американец в Париже - типичный пример той неувядающей изобретательности, которой отмечены фильмы Артура Фрида. Эта изобретательность проявляется во множестве идей, нововведений, хитроумных находок, обогащающих каждую сцену: от зажигающихся ступенек в слегка сатирическом номере Жоржа Гетари до черно-белой симфонии студенческого бала-маскарада, предваряющего взрыв красок в финальном балете; не говоря уже о самолюбовании героя Оскара Леванта, который в мечтах играет на всех инструментах сразу и аплодирует сам себе, и об элегантной концовке без единого звука. Артур Фрид как никто владел драгоценным даром заражать всех сотрудников творческим азартом и вдохновением; в итоге каждый день у них рождались новые и оригинальные идеи.

   БИБЛИОГРАФИЯ: Donald Knox, The Magic Factory, Praeger, New York, 1973. Книга, насколько нам известно, уникальная: различные этапы создания фильма комментируются рассказами 25 главных его создателей, и у каждого взял интервью автор. Таким образом, Нокс создает весьма оригинальный и очень познавательный труд, не написав в нем ни единой строчки самостоятельно. Некоторые музыкальные номера (соло Жоржа Гетари и Джина Келли) были вырезаны при монтаже. Среди них - номер «Я втрескался в тебя», репетиции которого, по словам самого Джина Келли, отняли у него больше сил, чем все номера Поем под дождем взятые вместе. См. также необходимого Фордина: Hugh Fordin, The World of Entertainment - и воспоминания Миннелли: Vincente Minnelli. I Remember It Well, Doubleday, New York. В этой книге режиссер не без некоторой язвительности яростно отстаивает концепцию авторского кинематографа: «Некоторые эрудиты, - пишет он, - называют Американца в Париже идеальным примером теории „студийного творчества“. Я не согласен… Хоть я ничуть не желаю принизить вклад кого бы то ни было, ответственность за синтез всех элементов нес один-единственный человек. Этим человеком был я».

1) бедный, неимущий, нищий

2) бедный, скудный; недостаточный

3) незначительный, мелкий; несчастный

1) бедняк, нищий [нищая], нищенка

2) бедный [бедная] ( выражение сострадания), бедняжка

- appeler le ban et l'arrière-ban

общ. один единственный

общ. один-единственный раз

  На последнем дыхании

    1960 - Франция (87 мин)

     Произв. Imperia, SNC

     Реж. ЖАН-ЛЮК ГОДАР

     Сцен. Жан-Люк Годар по синопсису Франсуа Трюффо

     Опер. Рауль Кутар

     Муз. Марсиаль Солаль

     В ролях Джин Сибёрг (Патрисия Франчини), Жан-Поль Бельмондо (Мишель Пуаккар), Даниэль Буланже (инспектор Виталь), Анри-Жак Юэ (Антонио Беррути), Роже Анэн (Карл Зюмбар), Ван Дауде (журналист), Лилиан Робен (Лилиан), Мишель Фабр (помощник Виталя). Жан-Пьер Мельвилль (Парвулеско), Ришар Балдуччи (Толмачев), Клод Мансар (Клодиюс Мансар).

   В фильме нет ни одного титра. В Париже завязывается роман между юной американкой, торгующей газетой «Нью-Йорк Хералд Трибьюн», и молодым угонщиком автомобилей, убившим полицейского. Девушка выдает любовника полиции и тем обрекает его на смерть.

   ► В этой бледной копии американского нуара все или почти все позаимствовано у других: сюжет, жанр и темы взяты из американского кино, актриса Джин Сибёрг повторяет саму себя из фильма Отто Преминджера Здравствуй, грусть, Bonjour tristesse. Тем не менее, позднее фильм сочтут революцией в закостенелом французском кинематографе тех лет. С финансовой точки зрения, тот факт, что он обошелся в 3–4 раза дешевле большинства современных ему фильмов и снискал молниеносный и значительный успех, обеспечил ему целую когорту подражателей. С точки зрения визуальной, его небрежный, грубый стиль, отрицающий - в этом и есть главная новизна - все связующие приемы традиционного кинематографического повествования (наплыв, затемнение и т. д.), сам по себе станет символом молодого поколения. С точки зрения сюжета, «молодежь», понятие смутное и растяжимое, надолго станет главной темой французского кино. Без сомнения, французское кино, скованное диктатурой 50-60-летних режиссеров (зачастую талантливых), строгостью профсоюзных и профессиональных ограничений, нуждалось в инъекции свежей крови. Но лекарство оказалось вреднее болезни. Удар был нанесен по всем составным частям режиссуры. Работа без подготовки и разработки сценария станет причиной аморфности сюжетов (сюжет На последнем дыхании почти лишен жизни). Постоянные натурные съемки постепенно сведут на нет студийную жизнь. «Репортажная» манера съемок остановит - на время - все поиски и открытия в операторском искусстве. Единственным подлинно новаторским достижением можно назвать рождение новой звезды: Жан-Поля Бельмондо. В дальнейшем, без усилий чередуя авторский кинематограф с «коммерческим», ломая все привычные устои и клише, этот артист подготовит почву для появления нового типа разностороннего актера, образцом которого в наши дни является Жерар Депардье. Все с тем же агрессивным и холодным подходом к описанию реальности Годар посвятит свои последующие работы сочувственной констатации умственного смятения своего поколения, которое послужит неисчерпаемым источником вдохновения для десятков фильмов. Единственная причина, по которой На последнем дыхании еще достоин упоминания в наши дни, - в том, что он, как веха, отмечает вхождение кинематографа в эру потери своей невинности и природного волшебства. Естественно, нельзя возложить ответственность за это на один-единственный фильм. После появления На последнем дыхании, как после тяжелой травмы, кинематограф станет более скучным, менее изобретательным, более самосознающим (self-conscious, как говорят англосаксы со скрытым пренебрежительным оттенком).

   N.B. Большая часть истории новой волны связана с ростом доверия к ней со стороны любителей кино и широкой толики в целом. Многие начали верить тому, что кинематографисты говорили о себе, и часто повторяли их слова. Однако главная оригинальная черта режиссеров новой волны - на этот раз, оригинальная безусловно - состоит в том, что никто раньше них не говорил так много хорошего о себе и так много дурного о других. Лишь несколько примеров из великого множества: «Мы всегда полагали, что новая волна - это дешевый фильм против фильма дорогого. Вовсе нет. Это просто-напросто хороший фильм, каким бы он ни был, против плохого». «Их кинематограф [режиссеров, не принадлежащих к новой волне] был полностью оторван от реальности. Они были отрезаны от всего… Они не проживали свое кино. Однажды я увидел Деланнуа, входящего в студию „Бийянкур“ с портфелем: можно было подумать, что он входит в страховую фирму». (Лично мы, оглядываясь - и даже не особо оглядываясь, - предпочтем портфель Деланнуа и некоторые его фильмы всему творчеству Годара). «До войны, к примеру, между Славной компанией, La Belle équipe Дювивье и Человеком-зверем, La Bête humaine Ренуара существовала разница - но только в качестве. Сейчас же между нашими фильмами и фильмами Верней, Деланнуа, Дювивье или Карие существует разница природная». Эти высказывания Годара, иллюстрирующие то, что Фредди Бюаш, едва ли преувеличив, назвал «фашиствующей спесью» новой волны, содержатся в журнале «Cahiers du cinema», № 138 (1962). Позднее снят американский ремейк На последнем дыхании, Breatbless, 1983, Джим Макбрайд, с Ричардом Гиром и Валери Каприски в главных ролях.

   БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги в журнале «L'Avant-Scene», № 79 (1968). Номер также содержит оригинальный сценарий Трюффо. Реконструкция фильма в фотограммах в серии «Bibliotheque des classiques du cinema», Balland. 1974.

  Мерлюсс

   1935 – Франция (65 мин)

     Произв. Films Marcel Pagnol

     Реж. МАРСЕЛЬ ПАНЬОЛЬ

     Сцен. Марсель Паньоль

     Опер. Альбер Ассуа

     Муз. Венсан Скотто

     В ролях Анри Пупон (Мерлюсс), Андре Поллак (директор лицея), Томмре (цензор), Андре Робер (старший надзиратель), А. Росси (консьерж), Анни Туанон (Натали), Жан Кастан (Галюбер), малыш Жак (Виллепонту), Релли (сторож), Релли-сын (Безюке).

   В марсельском лицее 20 учеников-интернов не разъезжаются по домам на Рождество. Надзиратель Бланшар, недавно прибывший в лицей, проводит занятия вечером 24 декабря. Бланшар одноглаз (это последствия раны, полученной на войне), уродлив, на вид жесток и суров; дети его боятся. Они дают ему прозвище Мерлюсс, потому что кто-то пустил слух, будто от него пахнет треской. По просьбе цензора Мерлюсс заменяет коллегу, вызванного к больной матери, и заступает на дежурство в столовой и общей спальне. Наутро, в Рождество, каждый ученик с удивлением обнаруживает в кровати у своих ног небольшой подарок. Приписав это явление тщательно скрытой доброте и щедрости надзирателя, дети собираются и дарят учителю ворох бесценных подарков, которые Бланшар находит в своих башмаках. «Кого мне благодарить?» – спрашивает он старшего ученика. «Деда Мороза. Не так уж часто он бывает в нашей спальне. Но если уж снизойдет, то заглянет к каждому». Директор лицея критикует эту неуставную выходку, но в то же время объявляет Мерлюссу о повышении.

   ►  Если бы нам пришлось выделить один-единственный фильм, чтобы показать в полной мере гениальность Паньоля, суть его методики, его доскональное знание средств и возможностей кинематографа, богатство и универсальность характеров его персонажей, выбор вполне мог бы пасть на Мерлюсса – в высшей степени оригинальную картину, нечто среднее между коротким и полным метром. Методика тут ясна: автор выбирает реальный объект (марсельский лицей), который, подобно Провансу в самых знаменитых его картинах, оказывается даже более важен, чем герои фильма; на этот объект проникает небольшая съемочная группа, лишь слегка видоизменяет его, и затем в этом пространстве, где из каждого уголка выглядывает правда жизни, Паньоль снимает маленькую драму, настоящий конденсат человеческих чувств, ведя рассказ восхитительным и простым языком. Мерлюсс заново доказывает величину таланта Паньоля, поскольку в этом фильме нет звезд, нет солнца, персонажи заперты, отрезаны от своей естественной среды (и от того, что принято называть «вселенной Паньоля»), а все же эмоции достигают той же силы, что и в Анжель, Angèle, и в Дочери землекопа, La fille du puisatier, 1940, и актерская игра так же поэтична, разнообразна и точна.

   Кроме того, Мерлюсс – фильм о безобразии, безразличии, жестокости и одиночестве; в те годы, когда Паньоль написал сценарий, кинематограф неохотно затрагивал эти темы. Наконец, фильм подчиняется традициям рождественской сказки, которые требуют, чтобы события, происходящие в эту волшебную ночь, изменяли к лучшему жизнь героев, особенно если эти герои обездоленны и несчастны.

   БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги в издании «La petite illustration», 1935. Отдельным томом в издательстве «Fasquelle» (1936). В сборнике «Драматические произведения» (Œuvres dramadques, Gallimard, 1954). В «Полном собрании сочинений» (Œuvres complètes, Éditions de Provence, tome 3, 1967; Club de l'Honnête Homme, tome 4, 1970). Кроме того, в издательствах «Éditions Pastorelly» (1974) и «Presses Pocket». Великолепное предисловие, посвященное Анри Пупону, перепечатано в книге «Признания» (Confidences, Julliard, 1981; Presses Pocket, 1983). Паньоль, недовольный качеством звука, снял фильм дважды (на Рождество 1934-го и летом 1935 г.).

 «Уэллз-Фарго»

   1937 – США (115 мин)

     Произв. PAR (Фрэнк Ллойд)

     Реж. ФРЭНК ЛЛОЙД

     Сцен. Пол Шофилд, Джералд Джерати, Джон Боленд по сюжету Стюарта Н. Лейка

     Опер. Теодор Шпаркуль

     Муз. Виктор Янг

     В ролях Джоэл Маккри (Рэмзи Маккэй), Боб Бёрнз (Хэнк Йорк), Фрэнсес Ди (Джастин Прайор), Ллойд Нолан (Дэйл Слейд), Генри О'Нил (Генри Уэллз), Мэри Нэш (миссис Прайор), Ралф Морган (Николас Прайор).

   С 1840-го по 1865 г. Рэмзи Маккэй воплощает в жизнь смелые проекты Генри Уэллза и развивает сеть регулярных и быстрых почтовых перевозок на дилижансах, следующих из Батавии в Баффало, затем – из Баффало в Сент-Луис, а из Сент-Луиса – в Сан-Франциско. В Гражданскую войну Рэмзи ссорится с родителями жены, богатыми южанами. Линкольн просит его перевезти партию золота, необходимую для прекращения братоубийственной войны. Теща Рэмзи сообщает южанам маршрут конвоя, и те безуспешно пытаются захватить груз. В результате недоразумения Рэмзи долгое время думает, что его предала жена. На празднике в честь 17-летия дочери он узнает правду и мирится с женой.

   ►  Располагая средствами и амбициями Де Милля, но не имея его таланта, Фрэнк Ллойд предлагает зрителю эпос в минорных тонах, несколько блеклый, при всей его честности и прямоте. Сценаристы захотели смешать слишком много реалий в одном сюжете, и в результате получился симпатичный набор образов, мелькающих в таком быстром темпе, что углубиться в одну из тем просто нет времени; кроме того, создается впечатление, будто один-единственный человек оказал решающее влияние на целые 25 лет истории США.

  Тимбукту

   1958 – США (81 мин)

     Произв. UA, Imperial Pictures (Эдвард Смолл)

     Реж. ЖАК ТУРНЁР

     Сцен. Джон Кин, Энтони Вайллер, Пол Дадли

     Опер. Мори Герцмен

     Муз. Джералд Фрид

     В ролях Виктор Мэтьюр (Майк Конуэй), Ивонн Де Карло (Натали Дюфор), Джордж Доленц (полковник Дюфор), Джон Денер (эмир Ибн-Бахай), Марша Хендерсон (Жанна Марат), Лео Мьюди (Мохаммед Адани), Пол Уэкслер (Сулейман), Роберт Кларк (капитан Жирар), Джеймс Фокс (лейтенант Марат).

   1940 г. Пока французская армия вынуждена защищаться на других фронтах, во французском Судане племена туарегов решают поднять восстание. В пустыне убит генерал, командующий гарнизоном Тимбукту. Майк Конуэй, американец, торгующий оружием, и капитан, недавно прибывший на службу в Тимбукту, освобождают местного духовного лидера из рук эмира, пытавшегося использовать его влияние, чтобы захватить власть. Духовный лидер – единственный, кто способен восстановить мир в регионе, – обращается к племенам. Капитана убивает эмир; его же, в свою очередь, убивает Конуэй. После этого американец решает уехать подальше от супруги капитана, за которой он одно время ухаживал.

   ►  Еще один извилистый сюжет, полный изгибов и поворотов (как и Проход через каньон, Canyon Passage), где Жак Турнёр, работая в самом банальном из жанров – колониальном фильме, – умудряется размыть границы между добром и злом и поставить в центре неоднозначную фигуру авантюриста без призвания, убеждений и, в каком-то смысле, без родины. В сюжете есть настоящие злодеи (главным образом, эмир и его покрытый шрамами сообщник), но они нужны лишь для контраста, как причудливый элемент обстановки, предлог к действию. Зато положительных героев практически нет. Американец, торгующий оружием (Виктор Мэтьюр), которому отвратительны жестокость и вероломство эмира, на какое-то время решает помочь французам, но при этом он надеется еще и соблазнить жену капитана. В этом поступке нет ничего героического. За вычетом героизма, остается лишь эгоизм. На футляре часов, подаренных ему самым дорогим другом, торговец оружием гравирует надпись: «Конуэю от Конуэя». Этот эгоизм, по сути, является разновидностью нигилизма: об этом и размышляет автор. Но когда доходит до дела, нигилизм отступает. Сражаться надо либо за что-то, либо против чего-то. Наемники кое-что в этом понимают. И вот тут-то и появляется персонаж Виктора Мэтьюра: без сомнения, единственный психологически достоверный портрет наемника в американском кино. Так наемник – иными словами, антигерой действия, изгнанник, случайный участник схватки – встает в один ряд с изгнанниками всех мастей, которые часто встречаются в фильмах Жака Турнёра.

   Как и многие картины Турнёра, Тимбукту – «ненастоящий» американский фильм: в нем выбранный для иллюстрации жанр подрывается изнутри, служит лишь предлогом для чистой игры форм. Во всех своих фильмах Турнёр пытается что-то отнять у жанра. В данном случае при помощи голого пейзажа пустыни (натура для восхитительных кадров), скудного бюджета и нескольких неуместных и неоднозначных персонажей создается, словно в театре, унылый и жестокий мир, лишающий действие и сражения всякого глубинного оправдания, всякой пользы и возвышенности. Кто-то, кому приелись героические саги с сомнительным оптимизмом, скажет, что в этом есть своеобразный способ переосмыслить мораль жанра боевика. Возможно.

   N.В. Фильм не был выпущен в прокат во Франции, хотя версия, дублированная на фр. язык, демонстрировалась в ряде франкоязычных стран. Случай довольно редкий. Он объясняется историческим контекстом, связанным с войной в Алжире. В этом контексте финал фильма, когда духовный вождь обращается к народу со словами о том, что в один прекрасный день он должен, не теряя достоинства, потребовать для себя независимости, показался французским властям несвоевременным.